Сейчас святки, но это не святочный рассказ.
Не знаю, как определить жанр этой странной вещи. Не знаю даже как определить рейтинг.
Но точно знаю, как хотела бы называть эту смесь ужаса, снов и потакания собственной темной половине.
Это черная открытка.

Автор: Undel
Самый сладкий запах

Я всегда знаю, когда брат входит в комнату. Он бывает очень тихим, если захочет, но я узнаю его всегда. Еще не скрипнет половица, не вздрогнет ручка двери, а я уже чувствую – он рядом. Это все его запах. Самый сладкий в мире. Я необычайно чувствителен к нему. Достаточно одного вдоха – и мое сердце вздрагивает, но я не подаю вида и жду, пока он не подойдет совсем близко. Тогда я улыбаюсь и открываю глаза.
Он мой младший брат. Обычно он ночует у матери, но часто сбегает и приходит ко мне. Иногда по коридору, а иногда выбирает кружной путь, через сад. Тогда его пятки холодные и грязные, а ладони ледяные, как у лягушонка Я беру его пальцы и дышу на них или засовываю в рот, чтобы согреть. А потом мы лежим и болтаем в темноте о всякой всячине, пока не уснем. Утром его уже нет, думаю, его уносит мать: ей не нравятся такие вещи. Еще ей не нравится, что он выходит из дома – бог знает, чем это может закончиться. Поэтому за завтраком мы молчим.

Мы живем уединенно, в глубине старого сада. Говорят, раньше сад был больше, но одичал и зарос, и теперь неизвестно, где кончается сад и начинается лес. От ограды остались одни воспоминания. Мне нравится думать, что все это наша земля, наше сказочное царство. Мы с братом часто играем там. У нас много тайных мест. Можно забраться на дерево, можно сделать домик из травы, а можно спуститься к реке и вернуться с охапкой камышей, хоть мама и говорит, что это плохая примета. Нельзя только выходить к шоссе, но это понятно. Да и неинтересно: все равно там ничего нет, кроме машин. Они даже не останавливаются, просто проносятся мимо, к городу. Есть и другая дорога, но туда нельзя тем более. И не потому, что запрещает мать. Я и сам туда не пойду.
Когда-то она была главной дорогой, но потом построили скоростную магистраль, а эту забросили и она ветшает стремительно и неудержимо. Иногда ее используют как объезд. Это неудобная дорога: асфальт крошится по краям, черные трещины прорастают травой и скоро вздыбятся, как хребет, если там упадет дерево, его уберут только через пару дней. Но хуже всего одно место – мне неприятно и думать о нем.
Раньше там был ручей. Чтобы он не подмывал дорогу, для него проложили трубу, но потом ручей пересох, и осталась бетонная нора, утопленная под шоссе. Темный лаз с двумя входами. С одной стороны он зарос ивняком, с другой к нему ведет пологий глинистый склон, по которому можно подняться и заглянуть внутрь. Там нет ничего, кроме грязи, но почему-то эта труба пугает меня до дрожи. Она похожа на логово, на нору животного. Кажется, если подойти и заглянуть, кто-то неожиданно глянет на тебя с другой стороны. Там туман поднимается от земли. Холодный сырой туман. Иногда я представляю, как он выползает оттуда желтыми клубами. Туда можно залезть и спрятать вещи. Там можно даже спрятать труп.
Думаю, там все и началось.

читать дальшеУ нас пропадают люди. Кто-то крадет их из тумана. Это я заметил: чаще всего он появляется в ненастную погоду. Если на улице сырость и мгла, значит, он рядом. Три месяца назад пропала первая девочка. Потом их было много, и все это дети, маленькие дети. Самому старшему нет и двенадцати. Мать не говорит со мной, поэтому мне приходится подслушивать разговоры. Считается, что на его счету уже десять жертв. На самом деле больше – двоих еще не нашли. Одного он утопил в болоте, другую спрятал в странном темном месте вроде той трубы в земле. Я сам видел ее там. Иногда он их режет, иногда душит, может выпотрошить тело, а может оставить как есть. Он непоследователен, он словно пытается что-то о себе понять. В газетах даже пишут, что, возможно, убийц несколько. Они не знают, кого искать.
Я знаю.
Не могу объяснить, но иногда я словно вижу его – смутно, так вспоминают давний сон. Он высокого роста, у него длинный плащ и шляпа, которую он надвигает на самые глаза. Я вижу только острый нос и подбородок. И рот - невозможно прямой, будто прорезанный лезвием. Жаль, что я не вижу его глаз. Если бы я посмотрел в них, я бы многое понял.

***

Каждый раз, когда находят тело, мать запирает меня дома и не выпускает никуда, даже в сад. Но брат слишком мал для запретов, он выбирается, и я иду за ним. Стоят холодные влажные дни. По вечерам туман подступает к самым окнам. Если пахнет сладким запахом, значит, брат там, и я выхожу его искать. Как сказать ему, чтобы он не выходил, чтобы не подходил к чужим, не заговаривал с ними, что это может быть опасно. Но за ним так сложно уследить.
Он быстро растет, быстро всему учится, скоро ему станет скучно со мной. Иногда он вредничает и забирается в воду. Я не могу плавать, мне нельзя. Поэтому стою на берегу и жду его. Он вылезает и приносит мне кувшинки, речные травы и водоросли – его расстраивает, что в воздухе они некрасиво обвисают. Но мы приходим домой, опускаем их в воду и они распускаются вновь.
Дома я мою его. У нас есть игра. Я закрываю глаза и прикасаюсь к нему. Я должен угадать часть тела – это не так просто, он все время вертится. Но я знаю его тело как собственное и угадываю. Всегда. Брат повторяет за мной на своем тайном языке. Ему мало слов, он придумывает свои, а когда не хватает их, жмурится и щелкает языком.

***

Первой была рука, выныривающая из тумана. Я даже не могу сказать, мальчик там был или девочка – я помню только руку в перчатке, зажимающую рот, и потемневшие от ужаса глаза.

***

Мать не отпускает меня одного. Смешно. Как можно бояться за меня, когда есть брат? Мне совершенно нечего делать. Сегодня я весь день сидел и смотрел на ветку за окном. Рябина? Нет, наверное, боярышник. Красные продолговатые ягоды и паутина, полная дрожащих дождевых капель. Я пытался нарисовать ее, но сломал грифель и просто смотрел на нее, пока не стемнело, и брат не пришел ко мне. Мы играли в цвета. Я показывал карандаши, а он отвечал.
Красный – ягоды.
Желтый – солнце.
Зеленый – листва.
Черный…
Брат кусал карандаши и пробовал грифель на язык.
Там тоже красные ягоды. Там найдут девочку. Ее косы успеют промокнуть. Когда ее поднимут, из-под ноги выбежит маленькая черная ящерица. У девочки не будет печени.

****

Я знаю, где он появится в следующий раз. Это будет на празднике. День города, его все-таки не отменят. Я видел тусклое небо и фейерверки, веселый мертвый свет. Он будет ходить по улицам в костюме зверя – огромная нелепая кукла, раздающая детям флажки. Мысленно я пытался снять с него маску-голову, но под ней был тот же зверь. Он смотрел на меня и улыбался.
Он заберет двоих – сначала одного, потом другого. Два мальчика. Когда их найдут, они будут держаться за руки. Зачем он делает это, что он хочет от них?
Ходит зверь в костюме зверя. И улыбается.

Я знаю, как все будет. Но куда я с этим пойду?

***
Я думаю о тумане, о расплывающихся пятнах фонарей, о том, кто бродит и ищет. Почему он пришел сюда? Всему должна быть причина – ему тоже. Та труба в лесу. Они как-то связаны. Это место притягивает зло, наверное, оно притянуло и его. А может быть, он просто ехал по своим делам, свернул не туда, и неожиданно что-то позвало его из-под земли. Он вышел из машины, спустился к трубе, заглянул и…

***
Красный – кровь.
Желтый – туман при свете фонарей.
Черный – дыра в земле.

***
Сегодня я показывал брату птиц. Я взял атлас, мы пошли далеко и гуляли весь день. Птицы его совершенно не боятся. Он ложится в траву и замирает, притворяясь мертвым, а они подскакивают и берут пищу из его вытянутой руки. Я думал, он попытается их поймать, но он просто подглядывал за ними из-под ресниц. Он ловит бабочек и жуков, однажды принес мне пойманную рыбку. Но птицы это птицы.

***
Иногда меня охватывает странное темное чувство. Я не хочу, чтобы он взрослел, я хочу, чтобы он всегда оставался моим маленьким братиком. Я хочу быть для него всем на свете. Он лучше меня, он совершеннее меня. Я болен, а он будет прекрасным и сильным.
Он все чаще исчезает куда-то. Когда мы вместе, он молчит, будто прислушиваясь к тайному голосу. Вчера он пришел, перемазанный странной грязью. Я хотел обнять его, но почувствовал запах тины, гнилую вонь. Я спрашивал, где он был, но он не отвечал, он смотрел на меня и усмехался, покусывая пальцы. Тогда я ударил его – первый раз в жизни я ударил его - и он убежал.

Я нашел его у реки. Он стоял среди белых цветов, голый по пояс, он звал меня. Его чистота разрывала мне сердце. Он болтал и пел. Его глаза светились в темноте. Он сказал, что если я не буду любить его, он умрет. Я унес его домой.
Дома он встал на руки и стал быстро-быстро скакать на них. Ладошки оставляли следы в пыли. А потом мы были вместе. В этом не было ничего плохого и нечистого. Мы лежали голые, его кожа горела как огонь. Он сел мне на грудь и спросил, что там бьется.
- Это сердце, - ответил я. – Это сердце.

***
Что-то происходит. Я перестал видеть убийцу. Я вижу только трубу, черный вход в нее. Гнилая вонь, запах сырости и тины пробирается в комнату сквозь запертые окна. По ночам меня трясет, и только присутствие брата не дает мне окончательно потерять себя. Он прижимается ко мне головой и смотрит своими удивительными глазами. Я обнимаю его, прячусь носом в его волосы, в сладкий детский запах. Но когда я засыпаю, я чувствую, как его ладошка выскальзывает из моей. Я должен остановить его, я должен быть рядом, но веки слипаются, сладкий запах становится все сильнее. Брат целует меня в губы. Белые цветы смыкаются надо мной. Наутро на простынях свежая земля. Он бегал среди цветов полуночи. Он опять играл без меня.

***
Я не могу. Я больше не могу это выносить.

***
Он исчез, мой брат исчез. Я ждал его весь вечер, но он не приходил.
Мать сидела, положив руки на стол. Над ее головой раскачивалась лампочка, выхватывая то разбитое зеркало, то рамку без фотографии.
Мать смотрела на меня сухими яростными глазами и говорила, что она так больше не может, что надо уехать. Я никогда не видел ее такой.
Я спрашивал, где брат, но она не отвечала.
Я кричал, где мой брат, но она не отвечала.
Она пыталась удержать меня, но я вырвался и убежал.

Я бежал в тумане и звал моего брата. Но не было сладкого запаха, что-то темное, скользкое окружало меня со всех сторон. Я сбился и потерял направление. Деревья выступали из мрака, я налетал на них грудью и падал. Ветви били меня по лицу. Я вставал, я кружился на месте, я опускался на колени и лез наугад, но выбрался, вырвался куда-то - я не знаю, куда. В пятно пустоты среди тумана. Идти стало легче, я понял, что ступаю по дороге. Странная и узкая, совсем незнакомая, она словно уходила под ногами вниз. Иногда хлюпала водой, камни врезались в подошвы, но потом расступалась, делалась гладкой и твердой, какой-то окончательной. Я бежал и понимал, мне не свернуть с этой дороги. Она несла меня.
Впереди во мгле забрезжил желтый свет. Два тусклых огромных пятна. И я уже знал, что увижу. …Он стоял там, рядом с лоснящейся черной машиной. Плащ поблескивал от сырости. Наконец, в свете фар, я увидел его глаза. Пустые и белесые, в них не было ответа. Я посмотрел себе под ноги - я бежал по руслу пересохшего ручья, а он ждал меня в конце пути, у черной трубы под дорогой.
Медленно поднял он руку, что-то блестящее было в ней. Я отступил. Но нога поскользнулась в грязи, поехала вперед, я стал падать, тень пронеслась над головой, а дальше… не помню. Я даже не помню, как коснулся земли.

Человек в желтой куртке поверх формы склонился надо мной. Его некрасивое лицо заслоняло свет. Когда он выпрямился, я увидел других. Они ходили внутри огороженного лентой прямоугольника, переговаривались между собой, фотографировали, записывали. Несколько машин стояло на обочине. Кто-то говорил по рации:
- Та-ва. Тара-ва.
Я сжал виски и заплакал.
Мелкий невесомый дождь сеял с неба, я промок насквозь, зубы мои выбивали дробь.
- Та-ва. Тара-ва, – сказал человек в форме. Его рот открывался медленно-медленно, но на этот раз я понял, что он имеет в виду. Рядом с ним, метрах в двух от его ноги маячило бурое пятно. Он хотел, чтобы я на него посмотрел.
Я повернулся – это удалось мне не сразу - и увидел тело. Оно сидело, прислоненное к трубе, а у ног лежала оторванная голова. Кругом все было в крови, даже дождь не смыл ее до конца. Это был он, убийца. Я узнал его сразу. Кто-то выпотрошил его и раскидал внутренности по траве. А сердце насадил на ветку – как странный плод, как прекрасное украшение! Скользкую мокрую землю вокруг покрывали следы. Но не мои. И не его. О, тайные цветы! О, радость полуночи! Тут я не мог ошибиться. Ладони моего брата, шестипалые звездочки. Я наклонился и поцеловал одну из них. Я снова мог говорить, я был счастлив и спокоен.
Убийца мертв. Ни на кого больше не взглянут его пустые глаза. Он мертв. Но кто тогда убил его? Людей в форме это тоже интересовало. А еще их интересовало, что я здесь делаю. Я пробовал быть честным, я рассказал про брата, но они мне не поверили. Они говорят, у меня вообще нет брата.
Но он есть. Им пахнет мое полотенце, мои волосы, моя подушка. Все, к чему он прикасался. Его не спутаешь ни с чем. Запах моего брата. Самый сладкий в мире запах. Откуда бы ему еще взяться? А потом, мать. Если не брат, тогда скажите, зачем мы столько переезжаем? Почему на окнах решетки? Не на моих окнах – на ее. Она запирает двери, она раскачивается и кричит в темноте его имя. Кощунственно так думать, но иногда мне кажется, что она его не любит и не хочет, чтобы он приходил.
Есть еще одно доказательство. Самое важное из всех. Они хотят забрать меня, они не верят мне. Они хотят разлучить нас, но они не понимают: если мой брат не придет ко мне, он придет к ним.

С Рождеством всех, кто празднует сегодня
Остальным - просто красивая песня)))

Я очень тронута сейчас. Я, вообще, по жизни тронута, но сейчас - очень.
Потому что у меня случилось маленькое предновогоднее чудо.
Знаете, бывает так, что много лет ты наблюдаешь со стороны за жизнью пары - не идеальной, конечно, со своими сложностями в отношениях, но пары вполне гармоничной, а, главное, объединенной особой схожестью, некой отметиной, по которой ясно видишь - эти двое созданы друг для друга. Пусть один агрессор, другой виктим, один простоват, другой этим частенько пользуется, но они - пара. И это очевидно всем.
А потом в их отношениях появляется третий - и происходит разрыв.
Как? Почему? Неужели они не видят, что им не надо никого третьего?
Как они могут этого не понимать?

Но судьбу не обманешь. И - опять же, на твоих глазах - происходит воссоединение
И так правильно, так хорошо от этого делается на душе
Потому что это - истинное Красный к Желтому вернулся!
В любом месте мы снова вместе!
Верю, что не одна я переживала из-за разрыва этой пары! О, мое ОТР!!!
Текст, я умоляю, прослушайте текст!
А Красный-то, оказывается, губы красит

И так могло бы быть

Странное у меня сегодня настроение, задумчивое

Автор: Undel
Прекрасное далеко

- …А если не верите, убедитесь сами, когда попадете к нам.
- Как же мы туда попадем, если нас не пускают?
- Своим ходом, год за годом и доберетесь
- Алиса!
- Мне пора.
- Нам пора, Алиса. (с. х/ф "Гостья из будущего")

У колонны стоял мужчина - Коля мог поклясться, что еще секунду назад его там не было. Худой, встрепанный, глаза встревоженные и какие-то больные. Стоял, вытирал руки грязной замасленной тряпкой. Увидев, что Коля на него смотрит, отступил в тень.
- Кто это? – спросил Коля.
- Мой друг.
- Из будущего?
- Ну да.
- Нам пора, Алиса, – повторил незнакомец. - Рифт скоро закроется.
- Твой ингибитор восприятия…
- Знаю, уже не важно.
Алиса смотрела на него грустно, но ласково.
- Ты устал. Ты испачкался. И, конечно, ничего не ел. Коль, спроси Фиму, у него бутерброды остались?
Коля вышел.
- Ты сказала им правду? – тихо спросил мужчина.
читать дальше- Конечно, нет. Они же просто дети. Ну, подумай сам, что я могла им рассказать? Про 2012 год, про вторжение? Про трещину? Зачем им знать, что у них нет будущего? Зачем им об этом помнить?
Мужчина вцепился в волосы и быстро-быстро забормотал.
- Помнить. Помнить. Помнить-помнить-помнить.
А потом закрыл лицо руками и сел у колонны.
Вернулся Коля.
- Вот, держи, бутерброды, сырок. Хотел термос взять, но Королев не дал. Говорит, мать ругаться будет. А что это с ним?
- Проблемы с памятью. Когда его нашли среди обломков, он повторял только одно слово. Так я его теперь и зову. Это, конечно, не имя, но это хорошее слово, оно ему подходит. Он много чего умеет, много знает, чинит любую технику. Он помогал мне с ранеными в госпитале. Может, раньше он был врачом.
- В каком госпитале? В космозоо?
Алиса чуть нахмурилась, а потом улыбнулась.
- Конечно, Коля. В космозоо. Я думала, миелофон ему поможет. Мысли такие быстрые, не все успеваешь осознать, а это запись. Примитивная, но все-таки запись… А еще я думаю, он потерял кого-то. Кого теперь так отчаянно пытается вспомнить. Ну все, нам пора. Прощай, Коля.
Алиса подошла к мужчине и погладила по голове - не то светлой, не то седой, а может просто припорошенной пылью.
- Идем, Мастер.

Ой, что я узнала!
Оказывается, у нас учредили новую кинопремию
А заодно и показы под это дело. Без пяти минут фестиваль. Новость смутила мой ум. Потому что тема - фильмы ужасов. Отечественные фильмы ужасов.
Но сначала маленькое предисловие: я смотрю фильмы ужасов. Самые разные, все подряд. Ну люблю я их, мое стыдное удовольствие. Я смотрела классику-расклассику, начиная с музейных "Носферату" и "Кабинета Доктора Калигари", я смотрела могучий американский поток категории "вы все равно не запомните это название", я смотрела прокатное и фестивальное, я смотрела европейские фильмы про маньяков и азиатские ужастики с выводками мертвых детей и философией в финале. Я начинала смотреть их в видеосалонах и по кабельному и продолжаю смотреть сейчас. Я смотрела отечественные фильмы ужасов, как только наши стали пробовать себя в жанре. В России жанр преобразился в нечто, состоящее из артхауса, притчи и трэша - в разных пропорциях (ну? кто помнит фильмы начала 90-х? кто смотрел "Прикосновение"?, "Семью вурдалаков"?, "Люми"?, "Упыря"?, "Гонгофера"? а до этого, еще в конце 80-х, "Господина оформителя"?).
Фильмы были очень разные - и хорошие, и плохие, и, скажем прямо, странные. Но перспектива у жанра чувствовалась. В самом деле, где снимать фильмы ужасов, как не в России? Снял же Лебедев свой прекрасный "Змеиный источник"!
Могла, как мне казалось, земля российская родить нечто если не прорывное, то хотя бы самобытное.
Но вот пришли нулевые, и перспективы жанра фильмов ужасов, как и многие другие перспективы, накрылись женским медным тазом. Фильмы при этом снимать не перестали. И на экраны вышли "ССД" (ах, какую идею запороли!), "Путевой обходчик", "Тот, кто гасит цвет" и прочий слив засчитан (заметим, тут я молчу про региональное кино типа "Тропы смерти", которое тоже выходило и тоже взывало). Режиссер Руминов сначала говорил вдохновенные и правильные слова о жанре, а потом, словно в насмешку над собой взял, да и снял провальных "Мертвых дочерей", эпиграфом (а заодно и эпитафией) к которым могли бы стать слова "Дитя, взгляни и убедись: здесь никогда не будут снимать хороший хоррор". Скорбный список можно продолжить, но надо ли?
Нет, я и после Руминова смотреть не перестала, но смотрела уже смиренно, без надежды.
И вдруг, - оляля! - на рубеже десятилетий у нас учреждают премию лучшему фильму ужасов. А знаете, что сняли в этом жанре в 2010 году? Знаете претендентов? Я вам их назову. В категории отечественный хоррор номинируются:
читать дальше- Носферату: Ужас ночи
- Фобос: Клуб страха
- Цветок дьявола
- Темный мир
Я видела три картины из четырех. Честно не знаю, как мимо меня прошел "Ужас ночи" - возможно, в рамках автоэкстерминейта я посмотрю и его. Но три оставшихся могут соревноваться только в одной категории - "Ёбаный стыд года", а "Цветок дьявола" смело претендует на "Ёбаный стыд десятилетия" - мне сложно с ходу придумать ему соперников. Режиссеры оставшихся картин заслужили грамоту с золотым тиснением "брось снимать, не срами отца и мать".
Если вам кажется, что я сгущаю краски, вы не смотрели эти фильмы. Они не должны номинироваться ни на какую премию. Никогда. Вообще. Это даже не трэш.Трэш давно уже жанр со своими законами и тоже может быть талантливым. Жанр не диагноз. А это - диагноз. Вернее не диагноз - приговор.
Я одного не могу понять: если была такая острая необходимость в этой премии, если так нуждалось в ней отечественное киноискусство, зачем они набили этой бездарной, беспросветной, вторичной и неимоверно позорной хуйней категорию? Как можно вручать что-то, отмечать чьи-то заслуги, звать иностранных гостей и параллельно номинировать, к примеру, "Темный мир"?
Зато как наглядно стерлась грань между фильмом ужасов и ужасным фильмом.

Кстати, если бы учредили премию "самый ужасный фильм года" конкуренция была бы куда больше. И честнее.

Подруга рассказала историю.
У одного ее приятеля девушка ждет ребенка. Девица темная как полярная ночь.
Беременность протекает негладко, надо бы обследование. УЗИ как минимум.
Но девица не хочет. Знакомая игуменья запретила. Говорит, УЗИ вредно и грех.
А еще игуменья запрещает носить брюки. Знаете почему?
Ни за что не догадаетесь.
читать дальшеА, говорит, от брюк ребенку "там" темно

Вот ты какой, свет в конце тоннеля.
Что в головах у этих людей?

Давно хотела это сделать

Нескучной вам ночи!

Подумалось.
Живи Шерлок у нас, в детстве он непременно ловил бы Фишера.
И поймал бы его. Обязательно поймал, если бы не Майкрофт, который поймал бы его первым.

А теперь поднимите руки, кто из вас ловил Фишера?
Кто искал в лесу рядом с лагерем или дачей его уединенный домик?
Я - искала.