В воскресенье был большой церковный праздник Троица.
В этот день принято украшать дом березовыми ветками. Мама специально (и очень настойчиво) попросила меня нарвать для нее березы, так что на улицу я выходила с твердым намерением эти самые ветки принести. Но солнце и +35 сделали свое дело: о березе я вспомнила только на середине прогулки - в аккурат, когда мы с подругой гуляли в зоне отдыха (пруд, пляж, волейбольная площадка, несколько кафе и окружающий все это хозяйство зеленый лесок). Ну, думаю, лес, хорошо: берез тут должно быть в количестве. Оборву и готово.
Не тут-то было.
Нет, берез хватало: мы набрели на целую рощу. Но! Ближайшие зеленые ветки начинались метрах в тридцати над землей. Это было красиво и душевно. Березы тянули в небо белые шеи, качали кронами, навевая истому и негу. Однако пользы от них не было никакой. Во всей роще (!) не оказалось дерева, которое годилось бы нам. Поэтому мы тряхнули дурью и, под лозунгом «если в лесу так, то что же будет в городе?», пошли искать дальше.
- убедились в богатстве растительности средней полосы. Нам встречались осины, дубы, клены, рябина, каштаны, орешник, еще какие-то неопознанные деревья и кусты. И, разумеется, березы. Но ни одной подходящей не было.
Наконец, мы вышли на опушку. Это была гаденькая лесопарковая опушка с кострищами, поваленными бревнами, мусором и битым стеклом. Там отдыхали. Там ели шашлыки и пили пиво. Водку, возможно, тоже пили. Место выглядело, как привал гоблинов, однако именно там, поблизости, мы нашли ее – березу со свесившейся веткой. Ветка была мозолистая и длинная, с чахлой дырявой листвой, но она была! Ура! Мы начали ее рвать. Над нами кружились мухи, сверху сыпалась какая-то труха и клопы, под ногами хрустело стекло, но в итоге дурь победила, и в наших руках оказались три тощие жеваные веточки - все в язвах и птичьем помете. Мы добыли тебя, береза!
Мы пошли домой и тут…
И тут нам начали встречаться березы. По мере приближения к дому, они становились все краше: каждая была лучше предыдущей. Удобно расположенные, здоровые, с чудесными, клеенчатыми – один к одному – листочками. Они были на каждом шагу. Мы рвали и шепотом ругали себя за идиотизм. А у самого подъезда поджидала меня березовая королева – ее роскошные плакучие ветви лежали на капоте машины.
Но лучше всего отожгла мама. Когда я с веником, которым мог бы париться Хагрид, ввалилась в дом, мама посмотрела на меня, на торчащую из веника веточку сирени (я сорвала ее для себя) и сказала:
Не думала, что бывают фильмы, от которых реально может укачать - ан нет: бывают. ПКМ-3, например. Раньше мне казалось, что только японцы могут так показательно запороть продолжение удачного проекта, но создатели ПКМ-3 доказали обратное. Сценаристам надо вырвать руки с корнем: за диалоги, сюжетный бред, героев, которые непонятно что делают в фильме, и бесконечную мультипликацию ситуаций, половины из которых можно было избежать.
Нет, были удачные моменты:
немного спойлеров- фишка с переворачивающимся кораблем/горизонтом - это было здорово.
- крабы, тащащие по пустыне "Черную жемчужину".
- то, как на самом деле выглядели "девять песо"
- рассыпающаяся на крабов богиня
- дуэль на мачте между Джеком и Дейви Джонсом, снятая в стиле "Долой физику, живи и здоровей!"
Но этих моментов было так мало, а всего остального (особенно мери-сьюшной Элизабет) - так много, что отдельные просветы картину не спасали. Если первые две части, при многочисленных косяках, были смешными и драйвовыми, то это фанфик. Бездарный фанфик. Длинный, затянутый и не-сме-шной.
Из кинотеатра я вышла с приступом морской болезни и мучительно жалела - нет, не денег, а трех с лишним часов, убитых бессмысленно и жестоко.
P.S. Ходят слухи о ПКМ-4.
Знаю одно: если четвертый фильм все же снимут, я на него не пойду.
Я знаю, многие из вас пишут, некоторые – профессионально, отсюда вопрос: есть ли у вас приметы, связанные с этим процессом. Авторская кухня, инсайд, суеверия.
Мои приметы:
"+": Название. Когда оно приходит сразу – это хороший, добрый знак. Будто берешься за край свернутого ковра и тянешь на себя: ковер разматывается, позволяя увидеть рисунок целиком. Названия хороши во всем – имя героя, топоним, название главы или целого. Слово рассказывает, «дает из себя», задает характер и иногда даже структуру. При этом есть одна особенность: название не должно придумываться/подбираться, оно должно прийти. Такое слово падает, как яблоко в подставленные руки. И кажется, что текст уже где-то существует, а ты просто идешь к нему, ориентируясь на систему путевых примет. Чем больше вокруг «правильных» слов, тем скорее придешь.
"-": Из по-настоящему негативных примет есть только одна, но срабатывающая с поистине мистической точностью: никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах я не должна говорить, когда закончу текст. Главу, фик, статью – не имеет значения. Правило шире формы, оно всеобъемлюще и абсолютно. Желательно даже не думать о предполагаемом сроке, но если сказала вслух – пиши пропало. Услышав неосторожное слово, бог времени начинает игру против меня. Текст застопорится, я застряну намертво на одном предложении, так что ни назад, ни вперед, появятся неотложные дела, сломается или глюкнет компьютер, вылетит сеть. Глумление оскорбленного времени может принимать любые формы - факт один: к сроку я не успею.
- если я напишу план, я непременно его нарушу.
- если я расскажу кому-то идею, то девяносто из ста - не стану ее потом воплощать (не смогу воплотить).
- если я скажу, что точно не буду чего-то делать, то те же девяносто из ста – я этим займусь.
- из материала, который я буду собирать специально для текста, мне пригодится процента три, если вообще пригодится.
- зато непременно и полностью будет использовано то, на что я набреду случайно.
- чем сложнее пишется какой-то момент, тем больше шансов, что потом он будет вырезан.
- если мне кажется, что что-то можно сократить – это нужно сократить.
- если я что-то вырежу, я гарантированно об этом не пожалею.
Набрала этот пост. Думаю, сейчас запощу – бац! Перепад напряжения, компьютер выключился, и мне пришлось набирать пост заново. Кто-то еще не верит в приметы?
Было два полновесных, щедрых, звонких летних дня. Кто их пропустил - потерял многое. Я (в кои веки) не пропустила, и субботу провела на ВДНХ, куда поехала с конкретной целью - побывать на выставке кошек в ВВЦ.
Пребывание в фандоме – любом – накладывает отпечаток. Хороший ли, дурной, но он будет непременно. Отсюда вопрос: как вы думаете, что делает вайссятница со стажем, оказавшись на выставке кошек? Правильно, бежит и собирает команду по указанным в профайлах кличкам-породам .
Первым нашелся Абиссинец – мы фактически сразу на него вышли. Фудзимия был хорош невозможно. На самом деле Коясу мог не делать из него такого Марти Стю: достаточно было клички «абиссинец», чтобы всем стало ясно - никого краше в мире нет. Двухмесячный зверик был серьезный и сонный, с целовальной мордочкой. Если бы котят можно было гладить, я, наверное, притащила бы в дом второго кота. Потом были найдены Сибиряк и Бомбеец. Кен ответственно спал, а Оми – ну точно по канону – был слишком занят борьбой с другими родственниками (котятам как раз принесли еду), так что мы не стали его отвлекать, а пошли искать Балинеза. И мы его нашли! Радуйтесь, чей крест Айяйоджи НЦ (с) – они таки были рядом . По соседству обнаружились очередные абиссинцы – мальчик и девочка. Красавец Йоджи косился на них ностальгическими глазами и всем своим видом показывал, что союз возможен.
После Вайсс пришел черед ГП. На этот раз я не задавалась целью найти всех, но мимо очевидного сходства пройти не могла. Встретила несчастного, страдающего от жары красноглазого Темного Лорда (как ни странно, не сфинкса, а перса), разнообразных Уизли – выводком, их иначе не делают. А также Его Величество старшего Малфоя.
Люц был шикарен. Его белая, кормленая туша занимала всю клетку. «Лучший в породе» лежал на синем одеяле и попирал тяжеловооруженной лапой кубок. Это был безусловный УПС – «Упивающийся Скукой». Люц зевал розовой пастью, щурился и смотрел на посетителей сыто и недобро. В соседнем загончике возился Драко. Люц его привычно не одобрял.
Вслед за персонажами ГП и Вайсс пошли ПЧ. Их было немного, но они были. Так я встретила Juxian – кошечку с незабудковыми глазами, выглядящую так, что ангелы лишь по ошибке не унесли ее на небо. А также черного, ушастого, скульптурной грации Амона.
На ВДНХ солнце, фонтаны в небо. И сирень. Цветет кучно, дружно, воздух напоен ароматом, так что все другие запахи - даже запах жарящихся шашлыков - пред ним сдаются и пасуют. Отдыхающих много, но они не раздражают. Над парком на приличной высоте висит воздушный шар - белый и упоительно уместный.
Понравилось: через каждые метров пятьдесят стоят фирменные палатки со сладким миндалем. Они так и называются "Сладкий миндаль", но на самом деле там продают самые разные орехи - засахаренные и соленые. Орехи насыпают в специальные кулечек - и удобно и вкусно.
Бывают просто песни, бывают популярные песни, а бывают песни-легенды. Песни, которые, кажется, были всегда. Старше солнца, древнее гор. Невозможно представить, что кто-то когда-то придумал их в первый раз - так часто их перепевали, переигрывали и т.д. (я уж молчу о просто заимствованиях).
House of the Rising Sun - "Дом восходящего солнца" - La Casa del Sol Naciente (как ее только не называли) безусловно принадлежит к их числу.
Услышала в кафе, захотела ее в испанском варианте, залезла дома в интернет и нашла без преувеличения дивный сайт, целиком посвященный этой песне.
260 - вы только вдумайтесь! - 260 вариантов исполнения "Дома восходящего солнца". С возможностью скачать, с отличными аннотациями (просто читать их уже праздник - составитель отжигает, как может). Навигация элементарная: 26 страниц, по десять песен на каждой. Скорость закачки, правда, не самая высокая, но оно того стоит. Авторам проекта слава в веках.
Оффтоп: забавно, что оригинальный вариант песни не имеет практически ничего общего с известным русскоязычному слушателю: "Ходит по свету легенда о том, что среди бескрайних широт стоит белоснежный, волшебный тот дом, у которого солнце встает...". А говорит о юной проститутке из публичного дома.
Говорим о своем, о девичьем. Конкретно - о ГП, о грядущей премьере фильма и о том, что нас всех ждет по выходу седьмой книге. И тут из ларька ка-ак грянет на весь бульвар: "Метка! Метка! Метка!".
Мы с Акши переглядываемся. Глаза у обеих круглые.
А радио (или что у них там) продолжает:
...судьба стреляет, редко-редко-редко не попадает...
Потрясающие фотографии, огромная корзина красных яблок, которые можно было брать и есть, тыквенный сок, который, если верить записке, "принесли совы", очень красивая публика в зале. И, конечно, хозяйка - кэролловская Алиса (для меня, в моем индивидуальном восприятии - не Белоснежка, как на фотографии, а именно Алиса: фарфоровая, бело-розовая, с яблоком в руке). Мне не просто понравилось. Я в восторге!
Рада была встретить знакомых, особенно Таню .
И познакомиться - XSha, приятно было увидеться в реале
Отдельно, но в самое чувство прекрасного, поразил Meethos. Более роскошного вампира я не видела. Ужасно хотелось спросить, что у него в пакете (пакет шевелился), но я постеснялась навязываться.
Всем, кто не был на открытии, настоятельно рекомендую.
2. Как же я люблю "Театр" valley ! Наверное, любить AU моя карма, но какое же оно теплое, прекрасное и живое. Как оно мне нравится!
3. Мой ОТР проиграл. С минусом в два голоса. Анаир сказала, что Брэд и Шульдих голосовали против себя, но это она шутит. А я скажу так: сейчас появилось много других аниме - красиво отрисованных, с хорошей мифологией, интересными характерами и т.п. Но Вайсс - самые любимые. И останутся ими. Мой первый фандом, моя радость. Несколько лет моей жизни.
Брэд, Шульдих, для меня вы - лучшие.
А еще у меня под окнами цветет черемуха. И мне сладко и страшно, потому что государь мой месяц май стоит на дворе. И я не знаю, что он мне приготовил.
Медицинский ген передается по материнской линии, уходя далеко за революцию. От тех времен сохранились пахнущие сыростью и мышами книги - на немецком и на русском, но с «ятями», а также чудный компактный словарь 1910 года выпуска, с которым я в университете сдавала латынь.
Общее количество врачей в нашем роду мне неизвестно, как неизвестно откуда именно взялись в доме «Внутренности лягушки» (заспиртованная лягушка в колбе) и «Волос в разрезе» (пособие из папье-маше). Факт тот, что медицина – так или иначе - присутствовала в жизни плотно и всегда. Но я - отщепенец, я не врач, на мне династия прервется.
Моя мама была хирургом. Правда, после моего рождения она уже не оперировала, перейдя на более щадящую работу – в редакцию большой медицинской энциклопедии. Так что ее знания не пропали втуне, а находили применение в смежной области.
Дома жило многотомное, постоянно пополняемое издание БМЭ в крокодилово-зеленой обложке. Моя любимая игрушка, развлечение номер один, лучшая в мире книжка с картинками. Открываешь – а там что-нибудь прекрасное: например, множественная суставная хондродисплазия или поражение тканей при сифилисе. Я брала книжку в руки и шла к маме спрашивать, что это.
Надо сказать, что оба родителя относились ко мне не как к ребенку, а как к человеку. Поэтому на вопрос, сводившийся в основном к операбельно это или нет? (я говорила «опиябельно»), мама не орала «положи на место, тебе еще рано это знать», а спокойно объясняла, стараясь опускать совсем уж дремучий медицинский жаргон. Обычно мне хватало малого. Услышав, что это не операбельно или вообще наследственное, я пожимала плечами, говорила «га-адость» и листала дальше.
Бывали и практические занятия.
читать дальшеИз магазина мама приносила ее - суровую, бледную, крепко сбитую советскую курицу, издающую, если ее положить на стол, деревянный звук. В те времена птицу иногда продавали непотрошеной, и каждая такая курица была праздником. Убедившись, что курица «правильная», я надевала передник поверх платья и ждала. Я была очень чувствительным, ранимым ребенком. Дождевой червяк, перееханный велосипедом, легко довел бы меня до слез, но потрошение курицы вызывало исключительно анатомический интерес.
Желудок мне не нравился. Он был одновременно тугой и дряблый, если его вскрыть, там можно было найти траву и комбикорм, спрессованный плотно, как пыль в мешке от пылесоса. Сердце напоминало поделку из камня: маленькое, очень декоративное, серо-зелено-красноватое – цвета словно проглядывали друг сквозь друга. Желчный пузырь я сжимала в кулаке и давила, пока не лопнет.
Мама объясняла мне значение органов, рассказывала об устройстве человеческого тела, потом забрасывала курицу в суп, а сама шла за все той же БМЭ – показать картинку, чтобы я запоминала правильно.
Ни объяснения, ни картинки – даже с самыми отвратительными патологиями - не пугали меня совершенно. Медицина была для меня чем-то вроде поля сражения, где есть свои причины и следствия, свои правила, свои враги и наши, причем «наши» в итоге побеждали. Прогресс существует, найдя причину болезни можно найти и ее лечение.
Зло победимо – это главное, что усвоил ребенок-позитивист.
Мамины рассказы – вообще отдельная песня.
Со сказками у нее обычно не получалось, поэтому вместо них мама рассказывала мне на ночь истории из своей практики, из практики коллег, а также истории времен ее студенчества – о преподавателях и однокурсниках. Мама увлекалась, впадала в подробности, но я понимала если не все, то практически все.
Мои фавориты:
- о том, как на мамино дежурство привезли неудачную самоубийцу, проглотившую (и где только взяла?!) коробку патефонных иголок, которыми был утыкан весь желудок и пищевод, как еж иглами.
- об идиоте-отце, который накормил годовалого ребенка суточными щами, так что у ребенка случился заворот кишок.
- о тишайшей кроткой сумасшедшей по кличке «Аква Дистиллята», которая была уверена в том, что она - вода. «Я – чистая вода, - говорила она. – Посмотрите на меня».
- о необъятно толстой бабище, у которой случился одновременно перитонит, прободная язва желудка и обострение чего-то хронического. Очень тяжелый случай, вошедший потом даже в какие-то статьи. Живот – колодец. В колодце «плавала» тухлая капуста.
- о мужике, который последовательно не умер от сбивания машиной, падения с высоты и автоматной очереди. Мама зашивала его после ножевого ранения.
- о маминой однокурснице, которая от несчастной любви наглоталась таблеток, да так, что чуть не отъехала - ползала по ковру и масло собирала.
- о жене спекулянта, которая в роддоме хвасталась, что «вас мужья не любят – ничего вам не приносят» и слопала в один присест половину литровой банки черной икры, да так, что у нее обе почки отказали.
- о том, как мама вылеживала меня на сохранении. Было жарко, душно, многим женщинам в палате, как и моей маме, нельзя было вставать, но все терпели, подбадривали друг друга, потому что очень хотели детей. Некоторые лежали там по четвертому, по пятому разу, потому что сбрасывали, рожали мертвых, но не оставляли попыток, пробовали снова и снова. Однажды к ним в палату положили женщину – ее привезли с осложнением. И эта мадам, ничтоже сумняшеся, поведала, что сама притравила плод на позднем сроке – да вот беда, неудачно. Потому что дети – это глупость и незачем, а беременным (мадам не дружила с законом) от суда снисхождение. Что она так делала и раньше, и все было прекрасно, а сейчас что-то не задалось. И пожаловалась на плохое самочувствие. Гробовая тишина повисла над собравшимся фандомом. На следующем обходе мама услышала страшный тяжелый шепот соседки по палате: «Уберите эту суку, а то мы задушим ее пакетом». Суку убрали.
- о странной болезни мозга «Смеющаяся смерть» (она же куру) – недуге Новой Гвинеи.
- о том, как студенты-медики купили в складчину гроб и прислали особо нелюбимому преподавателю.
- О знакомой негритянке Фике Хабебе Магдалине, которая проводила вскрытие, а потом теми же немытыми руками ела бутерброд сыром.
- о судебной медицине: цикл историй об особо хитро сокрытых преступлениях и о том, как они в итоге были изобличены.
- Об ассистенте Толе, который от духоты упал в обморок прямо во время операции.
- О том, как мама обнаружила и локализовала вспышку брюшного тифа.
Мама рассказывала мне это на ночь. Теплая мамина рука лежала у меня на лбу. Я слушала и ужасно жалела, что мама нигде не встретилась с чумой – к этой болезни я всегда относилась с большим восторгом и пиететом. Со стороны ситуация, наверное, выглядит, как в «Семейке Адамс», но это была моя мама, ее жизнь. А медицина спасала людей.
Сейчас мне даже странно, что я не стала врачом. Наверное, из-за маминых молитв (уже ближе к поступлению), что: «Куда угодно, только не в Мед. Не для твоего здоровья!». А также потому, что у меня было плохо с химией и физикой.
В любом случае, эту сторону детства я вспоминаю с симпатией.
У моих детей (если таковые случатся) такой роскоши уже не будет. Гуманитарная мама – это другая история.
Если убрать социальный пафос с нахлебничеством зверюшек и долготерпением лося, этих зверюшек на рогах таскавшего, мультфильм – идеальная иллюстрация сосуществования канона и фанона. Даже, я сказала бы, канона и фандома. Лосю может быть все равно (как правило, все равно), он может зверюшек вообще не замечать. Как вариант – они могут завестись в уже сброшенных рогах. Но общий волшебный принцип тот же:
- Рога мои.
- А дупла наши!
Дупла могут быть разных форм и размеров. Неизменно одно: на экзистенции лося это финально не отразится. На картинке в словаре он будет с гордыми, ветвистыми рогами, без дупел и зоопарка, их населяющего.
Поэтому куда интереснее поведение зверюшек – обитателей рогов.
Одни просто сверлят новые дупла так, что стружки летят. Другие инспектируют чужие. Третьи раздают новопоселенцам инструкции по правильному обращению со сверлами, чтобы дупла были краше и служили дольше. Четвертые, пишут трактаты об оленьем роге и его сопротивлении как материала, составляя попутно классификацию «дупла в нашей жизни». Пятые настаивают на собственном – единственно верном – способе сверления и говорят, что все остальные способы вредны рогам вообще и делу сверления в частности. А шестые, окопавшись в собственном дупле, пишут, что дупла вообще в природе лося.
А ведь ни один при этом не лось…
Прим.: я сейчас не про Вайсс, это общее наблюдение.
Что на самом деле сказал Люциус Малфой Артуру Уизли в магазине "Флориш и Блотс": - Дефекты часто мобилизуют человека. Наполеон был маленького роста - и занял высочайшие посты. У Миди были коротенькие ноги - и он прекрасно играл в квиддич. Но ты со своими семью детьми пеpеплюнyл всех!
Опять пиарю Svengaly, но не отпиарить это невозможно. Анаир, помнишь, ты говорила, что трудно найти хороший хоррор - так вот, его все же пишут. Рассказ прекрасный: и по стилю/языку и по присутствию страшного в повседневном - как раз тот момент, который пугает больше всего.
Так получилось, что у меня дома лежит большой, просто таки огромный альбом Никаса Сафронова. Мне его подарили. Не спрашивайте, кто и за какие грехи: факт тот, что альбом есть. Альбом роскошный - бумага, печать, корочки, супер-обложка. Но! Это альбом Никаса Сафронова. По полезности и приятности - родной брат чучела медведя или бронзовой собаки в натуральную величину. Классический черный дар. Поэтому что с ним делать, я не знаю. Передарить? - Я слишком хорошо отношусь к своим друзьям и дорожу их отношением к себе: боюсь, после такого подарка они перестанут со мной разговаривать. Отнести в букинистический? - Жалко. В букинистических мало платят, а альбом стоит долларов 100-150 как минимум. К тому же у меня пунктик против того, чтобы продавать из дома книги. Поэтому альбом лежит в шкафу мордой к стене и ждет своего часа - вдруг случай представится.
Но один раз я альбом все же посмотрела. Расскажу только об одной картине. Был такой бандитос в 90-е - Отари Квантришвили. Сафронов известный любитель князей мира сего, вот и Квантришвили отлюбил. По-сафроновски так: с постно-благостным выражением лица Отари и легким нимбом над стриженной главой. Но это бы ничего. Беда в том, что на картине к Отари голубь летит. Тоже в нимбе. Ни дать - ни взять, Благовещение.
...А теперь вопрос на миллион долларов: с какой вестью к Отари летит голубь? Может быть, не все классические сюжеты годятся для переделки, а?
В детстве у меня был двухтомник сказок братьев Гримм и Гауфа. Я его обожала. Подарочное издание в черном глянцевом супере жило в специальном домике-коробке и поражало какой-то особенной мрачноватой роскошью. В этих книгах удивительным было все: и цветная плотная бумага, и специфически негуманный подбор сказок, некоторые из которых я встречала только там. Но главным чудом были иллюстрации. Странные, чуть страшноватые, словно выдутые из стекла картины-миражи завораживали куда больше сказок. Угрюмый лесоруб уводит дочь, чтобы отрубить ей руки. Госпожа Труда превращает лентяйку в полено и кидает в огонь. Юноша с выколотыми глазами бредет, спотыкаясь, между деревьями, а над ним кружат вороны. Огромное оскалившееся солнце поднимает за ногу младенца. Карлик скачет верхом на зайце. Три кошки в шляпках и платьях играют на скрипках и трубах. Мастер примеряет очки циклопу.
Создатели миражей - замечательные петербургские художники Георгий Николаевич, Александр Георгиевич и Валерий Георгиевич Траугот.
Есть на свете замечательное сообщество Прода.ру. Как-то раз мне встретилась там фраза: «Лишь один человек занимает его мысли. Снарри».
Я не люблю и не понимаю этот пейринг, однако, размышляя над фразой, поняла, что гибрид возможен. Более того, одного такого Снарри я знала лично. Я у него училась.
Тогда еще не было ни фикшна по ГП, ни этого пейринга (да и ГП, вроде, еще не было), однако Снарри уже существовал. Был он германист, кандидат наук и вел у нас семинары по истории стран Западной Европы девятнадцатого – начала двадцатого века.
Снарри был молод. Во времена, о которых я рассказываю, он как раз разводился с первой женой, что сообщало его характеру дополнительный букет и аромат. Когда знакомые с других курсов узнавали, кто у нас будет, они закатывали глаза и со вкусом пересказывали Снарри-триллер из глав:
- Снарри и студенты
- Снарри и зачеты (неизбежно перетекающие в «Снарри и незачеты»)
- Снарри и курсовые
- Снарри и практика
И, наконец, хоррор, до которого лучше не доживать - Снарри и оппонирование.
Так вот, все оказалось правдой.
Из двух своих мистических родителей Снарри почти целиком пошел в Снейпа: слизеринская порода в нем ногами забила гриффиндорскую. Почти, но не полностью. Это сказывалось в той поистине гриффиндорской удали, с которой Снарри не допускал к зачетам, отправлял на пересдачи, не принимал или заставлял переписывать рефераты и доклады. А, главное, ставил тройки, игнорируя все мольбы учебной части.
Кроме того, если Снейп подсуживал своим, то Снарри был беспристрастен. Вернее, равно пристрастен ко всем: своих у него не было.
Существует два типа сволочных преподавателей. Первых просто не любишь за те сложности, которые они приносят в твою жизнь – даже спустя годы о них вспоминаешь с неприязнью, а ко вторым при прочих равных испытываешь что-то вроде невольного восхищения. Снарри принадлежал ко второй категории. Это был человек с несомненным, хоть и отрицательным обаянием.
читать дальшеРодным языком Снарри был парсалтанг. Снарри не выговаривал, наверное, букв двенадцать русского алфавита, причем самых ходовых букв. Так, например, разницы между «р» и «л» у него не было никакой. И если во французском и немецком он еще так сяк - то, что Снарри делал с русским, было гуманитарной катастрофой.
Мы плакали дважды: первый раз, когда он перечислял книги, которые мы должны прочесть к следующему семинару. Второй – когда пытались эти книги по заявленным авторам найти. Фамилию из четырех букв Снарри умудрялся произнести с тремя ошибками. Но, поверьте, переспрашивать не хотелось. Попросить написать на доске – лучше сразу пойти и убить себя об эту доску. Поэтому мы ползли в библиотеку, брали что-то по наитию, а потом звонили друг другу и сверяли варианты.
Мстителен Снарри был чрезвычайно. Если ты опоздал на семинар, в аудиторию можно было вообще не входить. То же касалось любых возражений, котировавшихся как препирательства. Снарри делался тих, ядовит, уточнял формулировку, после чего принимался глумиться, внешне сохраняя полное спокойствие и формальную вежливость.
Кроме того, был у Снарри еще один пунктик. Несмотря на плачевную дикцию, сама речь у Снарри была исключительно правильная, книжная. Так что слова-паразиты Снарри не переносил на дух. Сначала он внимательно слушал, делая пометки, потом откладывал листок в сторону, на лице расцветала хищная радость. Снарри сцеплял пальцы, смотрел на присутствующих добрыми глазами и говорил:
«Из всех сорока пяти «как бы», которые тут произнес докладчик, только одно было к месту… (улыбка) … Это как бы историография».
Дальше шел обстрел по квадратам.
Докладчик пищал, раздавленный. Снарри вычищал кровь из-под ногтей. И с тихим шелестом сыпались невидимые миру камни: «минус 20 баллов вашей группе».
Уже потом, когда до меня доходили слухи, что Снарри начал читать лекции, я представляла его в родимой шестой поточке, и мне хорошело.
Как уже было сказано, Снарри должен был вести у нас семинары по истории стран Западной Европы. В Западной Европе довольно много стран, однако Снарри положил на это с прибором: занимались мы только Германией и германской политикой. Остальное Снарри было неинтересно. При этом гроб с музыкой было напороться на франко-прусскую войну – тему снарриной кандидатской. Человек, взявший по неведенью этот вопрос для доклада, мог смело покупать себе веревку. Однако как преподаватель Снарри был на высоте. Он был умен, логичен, хорошо рассказывал – практически все, что он давал, я помню до сих пор.
Ему же я обязана лучшим семинаром в моей университетской жизни – когда Снарри, уже в конце года, рассказывал нам о своем хобби. Он коллекционировал предметы немецкой националистической агитации. А именно – пропагандистские открытки времен первой мировой войны. Снарри принес их на урок.
Это была песня. Снарри раскладывал их на столе, сортировал по кучкам и гладил, как котят. Время от времени он брал одну из открыток, показывал нам и говорил:
«А вот этого мальчика я люблю за неописуемое выражение лица… Что он говорит? Он говорит «Тьфу!». Теперь давайте посмотрим, кому он это говорит. Видите в углу комнаты карлика в опереточном мундире? Это нарушивший союзнические обязательства король Виктор Эммануил. Согласен, пакость… А теперь лики врага…».
Расстались мы со Снарри по-доброму.
Последний раз мы виделись на вручении дипломов: к тому времени Снарри был уже зам.декана, и ему поручили объявлять выпускников. Бессмысленный цинизм этой акции (если вспомнить снаррин парсалтанг) мне непонятен до сих пор. Снарри произнес мою фамилию, я вышла, получила корочки. А после вручения подошла к нему и попросила сфотографироваться. Он согласился.
Так что среди прочих есть у меня в альбоме фотография: я, диплом и Снарри.